Сооснователь архитектурного бюро Megabudka, архитектор Кирилл Губернаторов — о том, как важна среда при проектировании, что такое «определитель русскости» в дизайне и архитектуре и какой он, идеальный город будущего?
Какими проектами занимается архитектурное бюро Megabudka?
Если начать издалека, то архитектура является сферой сложного проектирования, она имеет длительный цикл создания и достаточно обособлена от человека, потому что представляет из себя объемную форму, скоторой сложно взаимодействовать один на один. Всё это создает цепочку проблем. К тому же личность архитектора в процессе, как правило, остаётся в стороне. Мы в бюро различными способами пытаемся сделать архитектуру популярной. В первую очередь, через сближение архитектора — как важного героя проектирования — с человеком, непосредственно контактирующим с создаваемой архитектурой. Поэтому основной наш интерес — современные средовые проекты, в которых мы показываем погружение человека в генерацию этой среды. Например, нам больше важен не фасад здания, а комфорт человека в различных сценариях поведения. Размышляем, «зачем он туда пришел?», «что видит перед собой?» «что делает в пространстве?» «какое у него эстетическое восприятие?». Современная архитектура должна отвечать на эти вопросы и быть ближе к человеку. Мы в бюро пытаемся чувствовать и предвидеть интересы общества в этом направлении.
В чем заключается особенность работы со средой?
Сейчас мы развиваем работу над идентичностью, в которую входит и среда. Процесс сложнее из-за технической стороны. Допустим, есть два заведения, одно из которых посетители любят больше. Если погрузиться в суть вопроса, то окажется, что там не только вкусно готовят, но еще там приятный интерьер, есть опции взаимодействия посетителя с пространством — вроде наблюдения за открытой кухней или возможности выйти во внутренний дворик. Может быть разный набор обстоятельств, но все они комплексно создают среду и сценарий поведения человека на всем пути — от дороги к объекту до диалога с внутренним интерьером. Человек — важный участник любой среды. Поэтому нам нравится вернакулярная (народная) архитектура, которая генерируется на уровне общества. Некий социализм в проектировании позволяет сохранять актуальность через новый опыт. Вот этим мы и занимаемся.
Важна ли личность архитектора в таких «народных» проектах?
Безусловно, есть архитектура, которая работает за счёт имени архитектора. Как правило, это выдающиеся личности — например, как Заха Хадид, которую скорее можно назвать дизайнером в мире архитектуры. Ее проекты выдержаны в фантазийной стилистике, будто объекты из игрушечного мира увеличили и поместили в реальность. При этом подобная форма легко впитывается человеком и он с удовольствием с ней коммуницирует. На этом принципе биофутуризма можно генерировать бесконечное количество идей. Или Сантьяго Калатрава — испанский архитектор, работающий в похожем био-тек направлении со сложной архитектурой. Его объекты идеальны, потому что продуманы до мелочей, и человеку комфортно на каждом этапе. Это мастера, создавшие когда-то новые направления. Мы же в данном контексте делаем обычную архитектуру, поэтому личность архитектора зависит только от его работы. А точнее от того, общается ли он с людьми, рассказывает ли про свои проекты, ведет ли соцсети. Вообще тема личного бренда очень важна в наше время, потому что коммуникация сближает. Мы пытаемся разрушить стену и создать нетворкинг между личностью архитектора и потребителем пространства.
Какие качества помогают вам работать со сложными задачами и развивать бюро?
Однозначно — смелость и интерес ко всему новому! Мы создали свое бюро, потому что нам по разным причинам не нравилось работать в других компаниях. А свою команду строили на основе задорного характера и любви к провокациям, нам нравится так проявляться. Всегда проще выстраивать диалог, если есть позитивный настрой или если пытаешься решить задачу через призму юмора. Однажды нам заказали проект передвижного коворкинга в Астане. Получилось сделать достаточно камерный проект, там было два этажа с возможностью выйти на крышу и стены из пиксельного контура с окнами в виде морковок. Правда, заказчик не смог осилить полноценную реализацию, колеса у коворкинга в итоге не двигались. Вся команда с юмором вспоминает эту историю.
Проекты вашего бюро раскиданы по всей стране. Расскажите, как выстраивается коммуникация при работе с локальными объектами?
Мы не занимаемся поиском заказчиков, к нам приходят, зная с какими смыслами мы работаем. То есть людизаранее выбирают наш подход и доверяют всем процессам. Несмотря на то, что мы московское бюро, объектов в столице — мало, в основном, они разбросаны по разным регионам, так как у нас есть принцип не ограничивать себя. Даже если изначально приходят с запросом, который нам не совсем близок, мы обязательно пытаемся его проработать, выстроить диалог и сделать первый этап максимально безболезненным для всех сторон. Уже на этой ступени дороги могут разойтись в силу разных обстоятельств, и это нормально. Если же мы переходим к визуальной стадии прорисовки, значит, идем с проектом вдолгую. Например, у нас есть маленький частный проект русской бани в Варшаве — заказчик испытывал ностальгию и пришел к нам с такой идеей. Подобные вызовы кажутся нам очень интересными. В нашем случае некаялокальность — это отсутствие границ проектирования и открытость к разным задачам. В начале пути мы, например, участвовали в конкурсе на разработку объекта в Африке. Не выиграли, но получили колоссальный опыт — как мыслить на другом уровне и работать с проектами вне изначальных горизонтов.
В своих лекциях вы часто говорите о русской идентичности. На ваш взгляд, из чего она состоит?
Нужно сказать о том, что Россия с времен СССР была встроена в движение интернационального стиля архитектуры. Были и актуальный международный стиль ар-деко, в 1930-х преобразившийся у нас в прекрасный и самобытный сталинский ампир, и авангард, где мы представили лучшие образцы этого международного стиля, был и советский модернизм, как некая рефлексия по советскому авангарду. Потом началось время застоя. С 90-х годов после перезарядки и лужковского стиля начался поиск национальных черт. Происходило постоянное заимствование и только сейчас мы пришли к тому, что современное общество рождает запрос на идентичность. Учитывая, что архитектура — часть общественного пространства, стоит хотя бы попытаться ответить на этот запрос, чтобы не создавать пространство, лишенное смыслов. Задача сложная и решается методом нащупывания и отбора трендов.
Несколько лет назад мы с коллегами — российскими дизайнерами из разных областей — попытались сформировать определение «русского дизайна».
Тогда-то и поняли, что нет конкретных характеристик, но есть некая ментальность, собирательный образ этой идентичности. В результате мы выстроили базу понятий и их связей, на которых строится русский характер. Оформили это исследование в «определитель русскости». Из облака ассоциаций выделили 19 ключевых понятий, среди которых есть «авангардность», «декоративность», «удаль». Детальнее познакомиться с инструментом «определитель русскости дизайна» можно на сайте бюро Мегабудка.
Есть ли реализованный проект, который ярче всего транслирует вашу философию русской идентичности?
Среди проектов нашего бюро есть пара объектов на территории парка «Кудыкина гора» в Липецкой области, рядом с рекой Каменка — центр гостеприимства и гостиничный комплекс. Здесь мы как раз плотно работали с переосмыслением культурных ценностей, чтобы создать первое в мире здание в новом русском стиле. Центр гостеприимства стал отправной точкой кругового пешего маршрута и эпицентром среды парка. Комплекс состоит из разновысоких блоков, выполняющих разные функции, но объединённых деревянной террасой. Фасад выполнен из черного дерева. Черный — цвет выгоревшей под солнцем доски — истинный цвет русской деревянной архитектуры. Это перепрочтение русской избы, на белом снегу здание выглядит максимально эпично. Темные, минималистичные грани экстерьера контрастируют со светлыми цветами и орнаментальностью интерьера. Деревянная отделка, тактильные поверхности и натуральные материалы создают внутри уют. Часть здания кухни с ногами-арками подобно мучному лабазу, а технические помещения позиционируются как арт-объекты. Каждый блок центра может работать автономно за счет отдельных выходов с улицы, благодаря этому достигается бóльшая вариативность сценариев использования.
В гостиничном комплексе мы сфокусировались на культуре белокаменных построек. В ход пошли галереи, ритм полуарок, сглаженные штукатурные грани, маленькие окошки. Здесь в отделке фасадов и интерьеров использовались характерная для славянской архитектуры штукатурка-мазанка. Изюминку пространству добавляют детали и декор локальных производителей. В этом объекте большое внимание уделено взаимодействию архитектуры с природой и разными сезонами. По сути комплекс соразмерен масштабу окружения, а это главная суперсила архитектуры.
Как наделить русской идентичностью не только среду, но и человека в ней?
Единственный путь — через неприятие и постепенное погружение в новый нарратив. Сначала человек будет сопротивляться, потом начнет обживать это новое пространство и, в конце концов, оно начнет ему нравиться. Такие эксперименты проще всего совершать на площадке Москвы, потому что и опыта больше, и обратная связь формируется быстрее, чем в регионах. Для подобной глобальной цели просто необходимо развивать институт партисипаторного проектирования, уметь разговаривать с обществом, чтобы оно могло видеть, что вся работа выстраивается на основе его нужд. В будущем для разработки архитектуры и среды будет эффективнее позволить встроить пользователя в процесс придумывания, услышать его мнение, показать мировой и локальный опыт, а позже, на его основе, совместными усилиями формировать запрос и открыто решать задачи.
Каким вы видите идеальный город будущего с точки зрения проектирования?
Для меня этот вопрос начинается не с картинки! Все проекты будущего, которые пытаются реализовать сейчас, вроде гóрода-линии в Саудовской Аравии, основаны на визуале и хорошем пиаре. Но пока не понятно, что за этим стоит. Для меня как для проектировщика важно решать проблему расстояний, которая остро чувствуется в больших городах, когда приходится тратить много времени на дорогу из точки А в точку Б. Вторая задача — это продумать автономность города, благодаря которой он находится на самообеспечении. На мой взгляд, город будущего должен строиться на основе нужд общества, это как раз про соучастие. Пока все предлагаемые модели, будь то город-сад или город из переработанных покрышек, выглядят как неживые. Если строить проект с учетом общественных интересов, то мы поймем, что устройство города должно меняться в процессе, чтобы человек туда легко встраивался на разных стадиях жизни. К сожалению, сейчас у нас налицо тенденция развития инфраструктуры транспорта, различных объездных, из-за которых страдают живые пространства, парки и скверы, которые мы все так любим. Необходимо умело совмещать все жизненные сценарии горожан и точки соприкосновения друг с другом, внедрять временную архитектуру, малые формы. Возможно, город будущего как раз- таки на начальном этапе должен проектироваться как временный объект и после того, как пространство будет обжито, обрастать постоянными сооружениями, отвечающими потребностям здесь и сейчас.
