Редакция Lifestyle Мода Интервью Beauty Ресторация Пространство
НА ОСТРИЕ
Текст: Вадим Шихов Фото: Антон Семечкин

Александр Колотурский, директор Свердловской государственной филармонии, о том, почему свобода для руководителя – не лучший вариант, как музыка управляет эмоциями и откроет ли он сам лично новый концертный зал.

Я получил в руки инструмент вместе с колоссальной ответственностью. Невольно начинаешь задумываться – а я ведь не вечен. Почти уверен, что в новом зале мне уже не придется работать

Александр, вы давно не давали интервью, за исключением тех, что связаны с постройкой нового зала филармонии. С чем это связано?
Просто не было серьезного повода и особого интереса с моей стороны. 

Но если брать все то время, которое вы работаете директором, то встреч с журналистами было, наверное, больше сотни. Был ли разговор, ставший для вас нечто большим, чем просто инструмент пиара?
Это хороший вопрос… Нет, я не помню, чтобы интервью как-то лично задело меня, изменило, погрузило в раздумья. И причина тут одна – все говорят только о работе, я ведь всегда нахожусь на самом острие развития филармонической концертной жизни в стране. Вот это самое «острие» и заставляет по большей части меня встречаться с журналистами.

самым острым вопросом, безусловно, является постройка нового концертного зала. Вы уже очень многое сказали по этому поводу, поэтому просто ответьте – вы счастливы? 
С одной стороны я, конечно же, счастлив. Но с другой – колоссально озабочен. Я получил в руки инструмент вместе с колоссальной ответственностью. Невольно начинаешь задумываться – а я ведь не вечен. Почти уверен, что в новом зале мне уже не придется работать. Скажу вам честно, в 2012 году, когда я подписал новый трехлетний контракт, сказал себе, что он будет последним. Но потом пришла другая команда, и опять возобновились разговоры о новом зале, о котором я мечтал с 2005 года. Конечно, я поддался на эту удочку и подписал новый контракт аж на 5 лет.

Но эти 5 лет уже прошли, получается, вы подписали еще один? Это как-то связано с тем, что вы собираетесь с помощью нового зала изменить культурный статус самого Екатеринбурга?
Да, подписал контракт еще на пять лет. Важно понимать, что концертное пространство состоит из трех составляющих: зал, уровень творческих сил и слушателя. Самое сложное в том, что расти они должны все вместе, если вперед вырывается только один элемент, то у остальных движения вверх не будет вообще. Какая ситуация сегодня? К сожалению, отстает публика, потому что покупательская способность населения сильно упала. Да, есть люди, готовые подниматься вместе с нами, но ведь каждый новый уровень и стоит дороже, а они себе уже этого позволить не могут. А на другом краю люди, готовые платить, но они пока еще до этого уровня не дотягивают. 

в ваших интервью я встречал положительную оценку системы работы филармоний в СССР, мне показалось, что вы даже жалеете, что нельзя сегодня организовать все, как раньше?
Я вам так скажу: сегодня мы работаем практически по таким же нормативам, которые были разработаны в Советском Союзе, и не потому, что они более привычны. Тогда их придумывали целые институты, поэтому вводимые правила были обоснованы, а сейчас дали право устанавливать нормы любому руководителю, то есть мне. Ну как я могу это сделать? Да, это свобода, но не стоит забывать, что это и большая ответственность. А если я сделаю недостаточно? Получается, что нанесу вред организации, если же слишком много, то людям. Как этот баланс может найти один человек?

Говоря о классической музыке, - какая она сегодня? 
Классическая музыка - это то, что веками имеет право на жизнь, поэтому она очень сильно стандартизировалась, но сегодня эти рамки пытаются ломать. Например, дирижеры начинают выходить не только во фраках, мы, кстати, тоже это используем, и ничего страшного я в этом не вижу. Еще раньше было принято хлопать между частями, а сейчас это считается неприличным – так, кстати, мы определяем, новая ли публика в зале. Плюс появляется некий эпатаж: музыканты Теодора Курентзиса вот теперь играют не сидя, а стоя, потому что, как он считает, это заставляет их больше принимать участие в процессе. Границы раздвигаются, но не всеми, не каждый может это сделать.

Почему классическая музыка сильно уступает в популярности другим видам искусства – живописи, кинематографу? 
У меня на этот счет есть даже собственная теория. Музыка проходит к человеку через один орган – уши. А они у человека всегда открыты, ты не можешь прийти в зал и полностью закрыть их, звуки все равно будут поступать. Именно это имеет сильное воздействие на душевное состояние человека. От тебя, мягко сказать, вообще ничего не зависит, твоими эмоциями управляет музыка, и она же заставляет работать мозг – такой расклад не каждому может понравиться. Но вот почему же общество до сих пор не уничтожило филармоническое искусство? Казалось бы, такой маленький процент от мирового искусства, требует больших затрат, дотаций. Все потому, что это духовная элита нашего с вами общества. В театрах, например, совершенно другая публика с отличным от нас взглядом, внутренним миром. Не хорошая или плохая, просто другая.

В эту элиту может попасть каждый?
Абсолютно, вот мы сейчас начинаем совершенно новое движение в общество: подсмотрев тренды самых современных залов, таких как Париж, Гамбург, наша филармония будет делать еще больше просветительских проектов. Мы будем обучать, как понимать классическую музыку, запустим цикл бесплатных лекций. Я вообще считаю, что большой ошибкой стало то, что культура перестала быть полноправным участником общеобразовательной школы. 

Вы прямо с языка у меня это сняли. Есть ведь ЕГЭ, где культуры нет, значит, она просто не нужна.
Совершенно верно. До недавних пор филармония делала в школах Екатеринбурга 1200 лекций-концертов для детей за год, но 2 года подряд у нас с этим возникают проблемы: стали поступать жалобы от родителей, что их детей заставляют покупать билеты на филармонические концерты в школах, поэтому прокуратура стала задавать вопросы, - на каком основании мы вообще работаем со школами? Теперь для каждой встречи мы подготавливаем огромный пакет документов, что мы никого не грабим. Знаете, ведь только в 2014 году Путин подписал указ «Об утверждении Основ государственной культурной политики» России. Великолепный документ, но по нему недостаточно работают. К сожалению, это историческая тенденция нашей страны – в СССР вопросы культуры были на предпоследнем месте, ниже было только сельское хозяйство.

Скажите, вам важно, что о вас думают?
Раньше, лет 20 тому назад, было очень важно, потому что во мне было много сомнений. Сейчас гораздо больше уверенности, и если даже кто-то может мой определенный шаг расценить как неправильный, я смело отвечу: «А я считаю иначе». Раньше я был тактиком, а сегодня реализую стратегии. В чем разница? Тактика направлена на сегодняшний день, спросите меня, что происходит в филармонии прямо сейчас, – я понятия не имею. Но я знаю, что будет в следующем сезоне и после, потому что это уже стратегия. Я выстраиваю тенденции.

как вы можете выстраивать такие долгосрочные стратегии, если не уверены, откроете сами новый зал или нет? 
Тенденции ведь разрабатываются не под человека, а под деятельность. Очень плохо, когда приходит новый человек, неважно в какой сфере, и говорит: «Все, что вы делали раньше, было неправильно. Вот сейчас я вам покажу, как нужно». Мне когда-то очень повезло, несмотря на то, что в 1991 году у меня случилась настоящая стычка с заместителем начальника отдела искусств Министерства культуры России. Мне тогда было 44 года, я только-только пришел в эту деятельность и зачем-то так разошелся на одном собрании – стал критиковать все министерство, кричать, зачем все развалили, и т.д. Видимо, этому начальнику это очень запомнилось, потому что через некоторое время он звонит мне: «Ты сидишь или стоишь?», я отвечаю: «Встану, если нужно». Он мне: «Хорошо, а теперь садись, у тебя зарубежный паспорт есть? Через три дня чтобы был с ним в Москве, летишь в Чикаго». Он меня включил в последнюю программу стажировки арт-менеджмента СССР и США. На Россию было дано всего два места, одно из которых занял я. 

Эта поездка ведь стала для вас определяющей, и вы все еще применяете технологии, о которых тогда узнали? 
Конечно! То, что сегодня мы имеем, это во многом благодаря тому опыту, который я получил в Чикаго: филармония зарабатывает, развивается. Я с 2000 года отдаю бесплатно эти технологии другим, но почему-то никто не берет.

Давайте теперь про молодое поколение, именно про людей, которые родились в 2000-х, что вы о них думаете?
Скажу честно, наша главная болезнь заключается в том, что этих людей практически нет в зрительном зале филармонии. Чтобы решить эту проблему, мы должны еще активнее работать по трем направлениям: пересмотреть сотрудничество с общеобразовательными школами (разработать другой репертуар, добавить несколько интерактивных программ), работу со студенчеством (на сезон 2020 у нас уже подготовлена новая программа для вузов, которая включает в себя лекции, экскурсии, больше погружения в социальные сети, чтобы лучше отслеживать обратную реакцию) и переосмыслить собственный концертный зал (например, мы начинаем экспериментировать со временем работы – впервые появятся вечерние концерты в 21:00, 21:30. Конечно же, темы звучать будут соответствующие).

Но вы так и не сказали про само отношение к этим людям – вы стремитесь говорить с ними на одном языке? 
Я побаиваюсь этого, ведь мы не должны идти только на поводу спроса, нам стоит их воспитывать. Извините, но если какому-нибудь товарищу захочется два притопа, три прихлопа – это не в филармонию. Поверьте, мы очень стараемся пододвинуть наше искусство ближе к молодому поколению и не растерять традиции и уровень. 

Вы согласны с тем, что за последний год в Екатеринбурге произошло сразу несколько событий, которые показали, что представители разных поколений не могут, или не хотят, слушать и слышать друг друга? 
Все дело в разрыве интересов. Очень большой процент людей, которые участвовали в нашей дискуссии (снос дома на Карла Либкнехта, 40 ради строительства нового филармонического зала, а также споры по поводу благоустройства Сада Вайнера, заложенного в проект строительства, - Ред.), просто использовали этот момент, чтобы реализовать свои интересы: PR, потратить свободное время, заработать и т.п. Я посмотрел на лица этих людей, которые выступают против, – это мальчики и девочки, которые в жизни еще не успели сделать хоть что-то стоящее для общества. Да, они имеют на это право, у нас свобода слова, но слова не должны быть просто словами под разными соусами – они должны основываться на действиях, опыте, чем-то стоящем.  

Александр, скажите, за что вы чаще всего себя не любите? 
За демократию. Я управленец, а он должен быть жестким и конкретным – это у меня  не всегда получается.

Поделиться