Екатерина Прохорцева. Психолог под прикрытием
Текст: Редакция Фото: Личный архив
Кто такой духовный психолог, с чем он работает и как помогает обрести себя настоящего — в разговоре с Екатериной Прохорцевой.
У буддистов человек вообще как личность не существует, он лишь набор программ
Расскажите о себе и о своей профессии. Что представляет собой профессия «духовный психолог» и как она связана с темой рода?
Я, скажем так, один из первопроходцев в этой сфере. Вообще по первому образованию я социолог, обучалась по специальности «Управление персоналом». То есть, по сути, я hr-щик, но у нас в дисциплинах было много психологии, социологии, экономики. Позже решила поступить в МГУ на факультет психологии, который в итоге я не окончила, не доучилась год. Мне не нравилось то, что нам не давали ответы, как лечить пациентов: поставить диагноз – пожалуйста, а что делать дальше, чтобы помочь человеку?.. Поэтому, когда я оказалась в Индии (поехала изначально туда просто для себя), то прошла обучение в Духовном университете и получила тренерский сертификат, подтверждающий, что по их системе ты работаешь со всеми сферами жизни. Здесь нас учили конкретным практикам. В первое время после обучения я работала с группами, и всё-таки поступила в третий университет, чтобы получить диплом психолога. До этого несколько лет я уже работала по индийской психологии и консультировала на групповом уровне, а в процессе обучения научилась работать именно по этим практикам индивидуально. Когда меня тогда спрашивали, чем я занимаюсь, я отвечала, что такую профессию еще не придумали, потому что психолог ограничен многими правилами. Тому, чем я занималась, меня нигде не учили, ни в одном классическом университете. Это всё индийские знания. Мне стали часто говорить, что дойдя с психологом до тупика, со мной за одно занятие человек может решить свою проблему и успокоиться. Сегодня мне проще – существует множество профессий, у которых даже нет названия. И я одна из тех, кого именуют «психологом под прикрытием». Хотя долгое время мне приходилось недоговаривать, чем я занимаюсь.
С чем было связано недоверие? Окружающие видели в этом что-то эзотерическое?
Да-да, эзотерика или шизотерика. Кстати, во времена моей учебы не было понятия «эзотерика». Только позже я услышала о себе: «Ты же эзотерикой занимаешься». А это уже социальный стереотип – если ты связан с медитациями, какими-то божественными энергиями, чакрами, то ты являешься эзотериком. Хотя я делала абсолютно прикладные, обычные вещи, чтобы удовлетворить свой запрос – решить ту или иную проблему.
При этом мне всегда хотелось найти нормальное определение своей деятельности, чтобы меня не называли «волшебницей». И вот, впоследствии, найти обозначение помогли …маркетологи. Они ввели понятие «духовный психолог». Если человеку необходима поддерживающая терапия, он идёт к классическому психологу. А если требуется расширение сознания или духовная трансформация, выход на новый уровень бытия, он обращается ко мне, потому что я про нечто большее – про прошлые жизни, духовную энергию. Таким эмпирическим путем всё пришло к тому, что я стала духовным психологом.
Как вы относитесь к идее, что на нас влияет наш род, к понятию судьбы?
У людей, как правило, есть две крайности: одни, фаталисты, кричащие о судьбе и предначертанности пути, а другие, наоборот, считают, что каждый человек является хозяином своих мыслей и создаёт собственную реальность. И у тех, и у других это абсолютно точно работающие системы, однако существуют еще более глубинные знания. В индуизме можно найти веды, где описан этот вопрос. Есть классный сериал «Бог Богов Махадев», это эпос из 800 серий, где, как мне кажется, сосредоточена вся индуистская мудрость. Одна из серий очень убедительно иллюстрирует, что на самом деле на нас влияет и судьба, и воля. Вся наша система координат многомерна: на нас одновременно влияет все. Например, я беру перышко в комнате, кидаю его, оно летит. Что на него влияет? При открытом окне перо унесет с какой-то определенной скоростью в определённом направлении. Но то, что оно не долетит до Америки, известно точно. Наша жизнь — такая же. Есть что-то объективно точное, как, например, несущие стены, и есть свобода мысли, сло́ва, всего, чего угодно. Так вот, род – это одна из несущих стен, от осинки не родятся апельсинки. При этом в одной и той же семье может появиться три ребенка, один из которых станет олигархом, а двое — алкоголиками. Причина этого — непрямое влияние. Почти никто не понимает, как ложится родовая карма на того или другого человека. Последствия влияния истории рода это как снег на ветке – один её кусочек голенький, другой весь укутан снегом. Более того, в течение жизни родовые программы раскрываются постепенно, не сразу. Что-то может открыться в 20 лет, что-то в 30, а что-то только в 60. Мы называем это влияние «родовыми программами».
А нет ли такого, что чем больше мы раскапываем, узнаем о какой-то родовой программе, тем проще оправдаем ею всё, что с нами сейчас происходит?
На первом курсе медицинского университета студенты изучают все виды болезней и в этом процессе чуть ли не каждую находят у себя. Тут действует такой же эффект. Если ты сидишь на ровном месте, просто размышляешь, как бы тебе стать лучше, и вдруг решаешь рассмотреть свой род, то, конечно, ты найдешь в себе все недуги, которые тебе вообще даром не нужны. Там будет поле непаханое.
Я всегда свой семинар начинаю с вопроса: «Что у тебя не так?». Конкретно сейчас, в данный момент. Конечно, не все проблемы идут от рода. Он влияет, это, безусловно, но не во всех случаях первостепенно. Раньше люди в этом смысле были мудрее: женщина обязана была смотреть на качество самца, от которого будет потомство, как бы грубо это ни звучало, потому что больное поколение, его первопричина – это безответственный выбор женщины. Нужно выбирать не из «жалости».
Поэтому сегодня так много примеров неудачных семей?
В семье все-таки важна система ценностей, то, на что мы опираемся. Здесь речь о тех самых несущих стенах. Сейчас мы будто бы перестали передавать из поколения в поколение те или иные ценности. А союз держится на трех столпах – общие ценности с партнером, уважение и долгоиграющие планы. Сегодня люди стали выбирать друг друга как будто из-за количества нулей на счете, недвижимости, физического влечения. Много лжи внутри пар, потому что люди не думают глобально о выстраивании семьи. Мы будто взяли чужие ценности и примерили на себя. Наверное, здесь не хватает старого доброго воспитания, понимания, что такое семья, для чего она нужна человеку. Сейчас — время одиночества.
Зумеров вообще не очень интересует семья, семейные ценности — как в отношении своих родителей, так и в построении собственной ячейки общества. Как ты думаешь, к чему может привести такая тенденция?
Есть теория, что люди в мегаполисах чаще отказываются от гетеросексуальных отношений из-за социальных установок о перенаселении и чувства гедонизма, когда жизнь воспринимается как яркое событие каждый день. Многие думают, что ребенок – это «неудобно», что жизнь тебе больше не принадлежит, что придется перейти в «мы» и тотальное служение. Эта тенденция связана и с нашим техническим прогрессом.
Человеком управляют две ведущие эмоции: страх и лень. Если это не вопрос выживания, то он всегда выберет возможность полениться побольше. Так вот, одиночество как раз связано с ленью. Еще 60 лет назад люди сходились, потому что было мужское и женское разделение обязанностей. Сейчас многие функции заменяются платными услугами, тот же «муж на час», или доставка еды, или клининг. В мегаполисе нет разделения на мужскую и женскую работу.
Но все-таки эволюция – умная штука. Когда приходят сложные времена, мы возвращаемся к социализации, семейным ценностям.
Это чувствуется в повестке последних лет.
Да, потому что весь мир трясёт. Не просто так в тяжелые времена самым главным оставалась семья. Когда нам угрожает смерть, срабатывает инстинкт, желание размножаться, продолжать род.
И все-таки, надо ли бороться с нынешней тенденцией, когда люди не спешат вступать в брак или отказываются от него вообще?
Первая волна «несемейных» около 1982 года (в год моего рождения), потому что тогдашние подростки застали период разрушения страны. Мир полностью изменился. Во время формирования нас как личностей окружающая действительность показала, что семья — вовсе не поддержка и опора. Очень сложно выжить, когда вас трое, четверо, пятеро, а не ты один. Поэтому это больше социологический вопрос, а не психологический.
Мне всегда грустно, когда я слышу от женщин требования к «идеальному мужчине», состоящие из 100 пунктов. Что на каждый пункт может предложить она? Там наберется, дай бог, 20.
Но и у мужчин так бывает.
Мужчины вообще бесят, они женщину, как лошадь выбирают. Параметры выдвигают такие, что девушки постоянно в себе что-то вынуждены менять. Кто их такому научил? Всё потому, что в детстве они насмотрелись на нереалистичных Барби, хотя там пропорции напрочь нарушены. Еще одно объяснение — фотошоп. Помню, какой у меня был шок, когда я только пришла работать в издательский дом и столкнулась с тем, как редактировали руку девушки с фотографии, потому что она ей казалась полной. Вокруг мы видим искаженную действительность и сами формируем эталон красоты. Поэтому в таких переделках человек будто и не виноват.
Но это опять же какой-то синдром избалованности, стало уж слишком много всего.
Скорее, синдром иллюзий. Сейчас для того, чтобы мы захотели видеть реальность такой, какая она есть, нужно осознать гротеск иллюзорности, где всё фейк – фото, видео. Всё это самообман: «длинные ногти», наращенные волосы, накачанные губы, скулы и прочее. К счастью, постепенно мы уходим от этого: можно заметить, как в тренде оказываются натуральные ногти, например. Мода на естественную красоту постепенно набирает обороты. Да и многие мужчины уже не так любят гигантскую грудь, они тоже за натуральность.
А возможно ли воспитать ребенка, не причинив ему психологическую травму?
Нет, конечно. В своё время Фрейд сказал: «Если у вас есть родители, значит, вы травмированы». Но у нового поколения детей абсолютно по-другому работает сознание, они себе не цепляют травмы. Наблюдая за детьми, я вижу, что им вообще на всё параллельно. Ребенок может быть худшим в футболе, например, но ему просто классно от самого процесса занятий. Совсем иначе было у советских детей. У современных ребят намного выше уровень сознания в отличие от старших поколений.
Мы говорили о том, как быстро всё меняется. Насколько нынешнее поколение оторвано от прошлых?
Они уже не смотрят старые фильмы, не так много разговаривают с бабушками и дедушками. У нашего поколения эта преемственность была. Современные дети очень умны и интересны, они всё впитывают, как губки, они очень требовательны к экспертности и доказательности. Я с ними работаю редко, но это всегда круто.
А если вернуться к теме внутриутробных травм, вот, например, что происходит с младенцем, если матери делают кесарево сечение?
Естественные роды – путь героя. Выйти – это подвиг. Да еще и здоровым. А когда он делает, делает, делает и не получается, то его будто бы спасает «большая» рука, то есть врачи. Так будет и в жизни – таким детям присуща внутренняя подсознательная надежда, что их будут спасать. Им постоянно будет нужна поддержка.
А ты в своей методике как помогаешь эти проблемы решать?
С помощью техники, освоенной мной в Индии. И это не гипноз, это понятие пришло к нам больше из маркетинга. В Индии даже не знают о нем, я думаю. Для меня это медитации. Есть холотропка, где ты 40 минут просто дышишь.
А почему люди так часто застревают в прошлом? Это застревание в прошлых неудачах, обидах часто создает постоянный страх жить настоящим.
Это вопрос на целую лекцию. То, что мы называем прошлой жизнью, не факт, что она действительно прошлая. Она может быть тут, сбоку, снизу, потому что мы живем в нелинейном пространстве. Если мы говорим о программах прошлого, то делаем так для упрощения восприятия. А на самом деле это называется «васаны» – некие программы, которые ты собираешь. У буддистов человек вообще как личность не существует, он лишь набор программ. И вот прошлое – это как раз твоя собственная палитра из разных цветов. Психика так устроена, что подсознание с чем-то серьезным «слипается», например, с отношениями. Но когда ты прекращаешь отождествлять себя с этой программой, то действительность перестает быть опасной, меняется контекст ситуации.