Редакция Lifestyle Мода Интервью Beauty Ресторация Пространство
Быть услышанным
Текст: Анастасия Худякова-Грушецкая Фото: Настя Данилюк

О манере чтения, о героике в литературе и в жизни, а также о слабостях сильных мира сего рассказала писательница Алиса Ганиева.

В России сложилось мнение, что серьезная литература должна быть: а) депрессивной, б) тяжелой, в) не очень увлекательной

У вас есть ощущение, что люди стали меньше читать? 
Да, и я вижу это даже по себе. Искушение переключиться с книги на гаджет так велико, что приходится буквально волевым усилием выключать телефон, возвращая себя к бумажной книге. И все равно – по количеству прочитанного, по интенсивности чтения вижу, что начинаю сдавать. Потому что чтение тоже работа, тоже определенное усилие. Зависит, конечно, еще и от того, что именно ты читаешь, насколько высока концентрация мысли в тексте. 

Это веяние времени – необходимость такой концентрации мысли? 
Конечно, разговор о клиповом мышлении стал уже общим местом. Мы действительно очень быстро переключаемся и быстро устаем от однообразия, нам постоянно нужны новые «удары сковородкой по голове», новые кадры, новые перипетии и перевороты сюжета. Поэтому, например, мы наблюдали какое-то время назад, что романы стали тоньше. Изменилась сама культура чтения. Если раньше диккенсовский роман был рассчитан на чтение долгими зимними вечерами под треск поленьев в камине, то современный роман можно «проглотить» за вечер. Правда, сейчас заметна и обратная тенденция. И в России, и за рубежом стали возвращаться к семейной саге – к толстой книге, эпопее о нескольких поколениях в семье или об огромном отрезке времени, о вековой истории. Например, бестселлерами стали четырехтомный «Неаполитанский квартет» Элены Ферранте или шеститомник «Моя борьба» Карла Уве Кнаусгора. То есть тренды противоположные, хотя «лонгриды» все равно в меньшинстве… Но вот что, как мне кажется, отличает нас от животных, – это, собственно, «думание», и оно напрямую связано со способностью удерживать внимание на одном объекте. И то, что наша концентрация становится менее эффективной, на мой взгляд, очень тревожный признак. В этом смысле я беспокойный автор, мне очень нравится писать увлекательные тексты, даже если это серьезная литература, которая касается глубоких социальных и философских проблем. Почему-то у нас в стране сложилось такое мнение, что «высоколобая» литература, поднимающая вопросы о том, кто виноват, что делать и куда идет Россия, должна быть: а) депрессивной, б) тяжелой, в) не очень увлекательной. А жизнерадостность, легкость и увлекательность – удел беллетристики, развлекательных книг. 

То есть несерьезных? 
Да. К литературе «для домохозяек» – мелодрамам, детективам – вообще принято относиться снисходительно. А мне в этом смысле важно сочетать увлекательный сюжет и серьезность темы. То есть по смысловому наполнению книга может быть тяжелой, да, но по тому, как она читается, по скорости восприятия информации – легкой. В некоторых рецензиях на мой роман «Оскорбленные чувства» мне ставили в упрек, что от него трудно оторваться… Но я пишу такие книги, которые мне и самой было бы интересно почитать.

А если говорить о героях – раньше и сейчас. Как они изменились в литературе? 
Об этом ведутся разного рода дискуссии – о том, что героя как такового сегодня в литературе вообще нет. В советское время героизация была очень стандартная, сшитая по лекалу социалистического реализма. Есть Герой, строящий «правильное общество», его помощники, друзья, которые пытаются дотянуться до его уровня, и есть враги – какие-нибудь кулаки, мироеды, контрреволюционеры, лентяи, тунеядцы… В 1990-е героями стали маргиналы, бомжи, бандиты, уголовники, скитальцы, люди антипрофессий, которые, по идее, должны быть париями. А сейчас... Какое-то не геройское время. В котором действуют не герои, а персонажи. У меня лично, пожалуй, героев нет. Например, в моей первой повести «Салам тебе, Далгат!» молодой дагестанец гуляет по Махачкале, встречает знакомых, нарывается на гопников, которые пытаются отжать у него телефон, попадает на свадьбу, сам чуть не становится женихом, участвует в религиозных дебатах… Обычная жизнь обычного, серого такого, молодого человека. В принципе, реализм – это и есть типичные герои в типичных обстоятельствах. Вот и он такой же: словно бы никакой, будто «камера» ползет по реальности и считывает ее. Вместе с тем герой – относительная фигура, и тот, кто герой для нас, может быть преступником, бандитом или террористом в другом обществе. Классический пример – Робин Гуд. С одной стороны, благородный спаситель бедных, с другой – разбойник, на взгляд богатых. Так можно рассмотреть любую фигуру. Даже фанатики и маньяки в собственном мирке, в своей голове совершают какие-то геройские поступки во имя понятной только им идеологии. Это всего лишь вопрос оптики, то же происходит и в жизни. И в этом смысле героика вообще опасная вещь. Поэтому я бы не стремилась к ней, а просто шагала бы за реальностью, даже если она не транслирует героизм.

В жизни сегодня тоже героев мало?  
Мне кажется, сейчас героями становятся «маленькие люди». У Горького есть фраза о том, что в жизни всегда есть место подвигам. Это так. Мне кажется, в нынешней реальности, по крайней мере, в современной России, герои скорее незаметные. Они попадают в тюрьмы по сфальсифицированным делам, раскапывают прошлое, неугодное властям. Например, в Петрозаводске живет историк Юрий Дмитриев, он исследовал места массовых захоронений времен Большого террора, когда людей расстреливали сотнями и закапывали в лесу. В 90-е годы он раскрыл несколько таких точек и описал палачей и жертв, пытаясь докопаться до правды. Но суть в том, что правда эта сейчас не очень желанна, прошлое пытаются как бы «глазировать», подавать только как нечто героическое, великое: мы же побеждали, у нас была великая Победа, мы строили заводы, покоряли космос! Но при этом никто не хочет переосмыслить тяжелый, черный опыт прошлого, очень травматичный и еще не проанализированный. Юрий Дмитриев занимался как раз этим «неугодным» делом – и в какой-то момент сам стал жертвой карательной системы: сейчас он отбывает срок по надуманному обвинению. И таких людей много. Они на своем месте пытаются делать свое дело. Да, не всегда это получается, но они все равно предпринимают попытки. Вот это для меня герои. 

А себя считаете героем? 
Нет (смеется).

У вас очень активная гражданская позиция. 
Я просто не вижу для себя другого выхода. Но у меня постоянно есть ощущение, что можно было бы делать больше, говорить громче… Есть люди, которые идут на куда больший риск. Будучи более-менее медийным человеком, я все-таки обросла неким «коконом безопасности», а вот какой-нибудь неизвестный студент, который репостит картинку где-нибудь в условной Перми или в Мурманске, – вот он действительно рискует. Так что я бы не стала применять к себе звание героя, есть люди, которые заслуживают его гораздо больше. 

Как сформировалась ваша гражданская позиция? 
Это что-то интуитивное – базовые категории, которые еще Кант описывал как «нравственный закон». Да, я сейчас пафосно выражаюсь, но когда понимаешь, что тебе будет стыдно, если ты этого не сделаешь, тут все и происходит. Может быть, это даже своего рода эгоизм, попытка заглушить голос совести… Но ведь тут живет много прекрасных людей, и хочется рассказать, что они есть, что их голос слышен. 

Голос медийного человека звучит громче? 
Да. Вот, например, сейчас на повестке – обмен заключенными «всех на всех» между Россией и Украиной. Периодически я участвую в этом бессрочном пикете, который длится почти год. Иногда к нам приходят известные люди, включая Виктора Шендеровича или Людмилу Улицкую. Когда выходят они, это всегда большой инфоповод и резонанс. А когда выходят обычные программист или студентка, чаще всего их не замечают. Присутствие публичных людей важно. Но нередко сами медийные персоны, сочувствуя на словах, считают, что выходить на улицы неэффективно и бессмысленно. А тут еще вечное обвинение в самопиаре. Мол, наверно, хотят заработать себе баллы или попасть в новостную повестку! А может, им за это деньги заплатили? Ведь часто люди даже помыслить не могут, что возможна какая-то другая мотивация. 

Вы выходите на пикеты. То есть считаете, что это не бесполезно? 
Да, я считаю, что это не бесполезно. Может быть, это самоуспокоение. Но человеку свойственно оправдывать себя тем, что иначе и быть не могло. Однако я вижу, что люди меняются. И если раньше в нашем обществе был явственен «ура-патриотизм» как проявление едва ли не массовой истерии, то сейчас уровень протеста растет, и этот протест не обязательно политический. Он часто связан с мусорными проблемами, с экологией, вот в Екатеринбурге – с застройкой парка. То есть, скорее с проявлением чувства собственного достоинства, гражданского, городского. Люди начинают нащупывать причинно-следственные связи – между разбитыми дорогами и несменяемостью власти, например. И когда они это делают, у них меняется реакция, они начинают перепроверять информацию и критически относиться к тому, что слышат, во что привыкли верить. Это уже очень важные шаги, хотя пока и не глобальные.

А если глобально? Люди могут что-то сделать? 
Как раз только люди и могут. Правда, тут главное – не перейти грань. Но, увы, исторически в России именно так и происходит из раза в раз: мы терпим-терпим-терпим, потом взрываемся, идем с вилами – начинается кровавая резня. Потом вроде бы власть меняется, но происходит то же самое. А любой взрыв – это плохо, я отрицательно отношусь к революциям, кровопролитию; мне кажется, что очень важно не доводить до этого, потому что потом начинается та же самая деспотия, только с другими игроками. Но такое ощущение, что наши бюрократы делают все, чтобы довести до взрыва. Они как будто следуют методичкам для дураков, делают все, чтобы раздражать людей, провоцировать их выход на улицы. В Москве все лето проходили массовые задержания людей, которые борются за свои права на честные выборы. Локальные выборы в Мосгордуму. Казалось бы, что она может решать? Ну, допустили бы нескольких человек, и ничего бы ужасного не случилось для системы. Но нет, блокируются подписи, совершаются подлоги – делается все, чтобы независимых кандидатов даже до выборов не допустить! Этот иррациональный страх – проявление невероятной слабости со стороны тех, кто принимают решения и руководят нами. Дело доходит до анекдотических ситуаций. Недавно одну из кандидаток выносили из Мосгоризбиркома вместе с диваном, чтобы она не сидела и не требовала принятия своей кандидатуры. И потом объяснили это тем, что чистили мебель от клопов... Это, конечно, сразу же превратилось в мем. И вот такие странные оправдания, такая непоследовательность, задержания по надуманным поводам, абсолютно кафкианские суды, конечно, не могут способствовать никакой стабилизации. Вот сейчас по так называемой «дадинской» политической статье арестовали моего хорошего товарища Костю Котова, ему грозит до пяти лет заключения. Он первый обвиняемый по этой статье, которого во время следствия держат за решеткой. Вся его вина – мирное участие в протестах и 7 плакатов за мир в Украине и свободу политзаключенным, найденных у него дома. Он ни разу никого не обидел и ни на кого не напал. Спокойнее человека я не видала. И вот его сейчас судят как страшнейшего преступника. И я боюсь, что рано или поздно такая вот гнусная расправа над лучшими гражданами приведет к «возгоранию». А чтобы этого не случилось, надо очень мирно и последовательно бороться за свои права, показывать, что ты в курсе, что ты не тля или тряпка, которой можно подтереться, что твой голос звучит. Нужна солидарность, поддержка друг друга на судах. Как только этих голосов становится больше, как только они превращаются в более-менее слаженный хор, там, наверху, начинают отступать и воспринимать нас как равных.  

Поделиться