Что происходит с самопознанием человека сегодня, почему нам легче отличить разные модели айфона, чем друг друга, и как любовь снова спасет мир

Елена Трубина, профессор УрФУ, директор Центра Глобального Урбанизма, автор книг «Рассказанное Я: проблема персональной идентичности в философии современности» и «Рассказанное Я: отпечатки голоса»

Елена, расскажите для начала, что включает в себя понятие «идентичность»?

За последние полвека слово «идентичность» совершило путешествие по самым разным областям знания. Оно вошло в масс-медиа, есть реперские песни, романы, посвященные этому понятию. Но если говорить о проблематике, которая интересна лично мне, то я бы выделила три тезиса. Во-первых, люди сталкиваются с проблемой самоидентичности, когда пытаются понять, как они изменились. Например, подросток-бунтарь, который через шесть лет почему-то стал покорным зайчиком в корпоративном мире, готовым выполнять любые указания начальника ради повышения зарплаты. Тут интересны изменения личности в ответ на вызовы взрослой среды.

Второй тезис заключается в следующем: с одной стороны, мы сами пытаемся определить себя, а с другой — этим активно занимаются окружающие. У каждого из нас есть имидж, репутация, «интернет-хвост» — все «следы», которые мы оставляем по мере того, как живем, в воспоминаниях окружающих и в социальных сетях. Важно совместить две стороны: отношение к нам других и то, как мы сами себя понимаем. Зависимость от внешнего признания и осознание того, насколько одобрение других и популярность у них важны, побуждает многих к тому, чтобы вначале выстраивать личный бренд, а затем пытаться на нем заработать. С абсолютной уверенностью можно сказать, что продажа идентичности сегодня является успешным бизнесом.

Таким образом, идентичность включает в себя проблематику изменения личности под воздействием среды и то, как человек пытается совместить самоопределение с определением его другими. Что входит в третий тезис?

Философ Ханна Арендт отмечает, что наши тревоги и раздумья по поводу персональной идентичности можно свести к двум вопросам — что ты такое? и кто ты такой? На первый вопрос каждый человек отвечает, прикладывая к себе разные варианты определения, которые уже существуют на свете: мужчина или женщина, ученый, студент, замужем, любитель кофе и т.д. А второй вариант вопроса (кто ты такой?) напрямую зависит от нашего поиска своей уникальности, отличия от окружающих — это сердцевина персональной идентичности, считает Арендт. Этот вопрос стал особенно актуален в XX-XXI веках, когда привычные ориентиры расшатались из-за социальных и политических катастроф, когда довольно быстрые перемены лишили людей возможности прибегать к традиционным вариантам самопонимания.

Получается, что, например, рядовому крестьянину Средневековья было проще, ведь ему не нужно было мучительно искать самопонимания?

Если бы вы родились во французской средневековой деревне, то у вас был бы очень узкий спектр самопонимания: вы появились на свет для того, чтобы максимально соответствовать учениям Иисуса. Ваша история обязательно была бы связана с историей Господа. А сегодня, когда разные мировоззрения и идеологические системы находятся в постоянной конкуренции между собой, у человека нет надежных ориентиров для того, чтобы понять себя. Также важно учесть, что с начала XX века общество стало массовым. В современном обществе мы каждый день убеждаемся в том, насколько похожи: все делают одинаковые упражнения для похудения, все сейчас ищут информацию, как правильно находиться на карантине, все смотрят одну и ту же серию популярного сериала и т.п. Сегодня человек постоянно убеждается, что он такой же, как и все.

Тогда можем ли мы говорить, что современный человек переживает кризис познания себя?

Если позволите мне долю профессионального занудства, то хочу напомнить, что термин «кризис идентичности» был введен американским психологом и психиатром Эриком Эриксоном в XX веке. Он считал, что кризис идентичности составляет лишь одну из нескольких фаз развития личности и приходится на подростковые годы, когда человек социально слаб. Именно в этот период молодые люди испытывают тревогу, которая может привести к неврозам и депрессиям. Эрик считал, что такое состояние жутко непродуктивно и человек должен пытаться как можно скорее из него выбраться, перейти в посткризисное состояние. Кстати, я бы не преувеличивала распространенность кризиса идентичности в современном обществе, даже среди подростков. По моим наблюдениям, многие представители сегодняшней молодежи — это прагматики. Они впитали из воздуха убеждение, что в интернете можно успешно продать себя, стать «инфлюенсером», но для этого нужно как можно скорее понять, что же именно они собой представляют и чем непохожи на других, т.е. выгоднее быстро найти идентичность, чем несколько лет метаться в ее поисках.

«Мы захлебнулись в нами же добытой свободе» — слова из песни группы The Hatters. Это ведь также можно отнести к современной проблеме поиска себя?

Мировая экономика уже несколько десятилетий занимается пропагандой свободы и безграничного выбора всего на свете. Теперь свобода понимается через призму потребления. Если внимательно посмотреть на то, как сегодня работают с личностью индивида люди, которые чего-то от него хотят, то достаточно быстро можно обнаружить грустную вещь: каждый из нас, обладая широким спектром самых разных вариантов идентичности, на самом деле интересен очень большому количеству агентов рынка только в качестве потребителя. Извне наша идентичность жестко определяется как потребительская: чем выше покупательная способность, тем больше интереса со стороны общества. Интересен тот, кто может продуктивно откликнуться на предложение разнообразных товаров и услуг. Неспособных потреблять и тратить людей общество не видит.

Значит, на первый план выходит даже не человек, а товар, который можно ему продать?

Мне очень нравится аргумент социального теоретика Скотта Лэша, который сказал по этому поводу следующее: «сегодня у товаров больше шансов отличиться друг от друга, чем у людей». Нас убеждают в том, что совсем недавно купленные смартфоны уже морально устарели. И мы поддаемся этому, ведь хотим, чтобы нас приняли за состоятельных личностей, сведущих в хороших брендах. В результате современный человек гораздо больше разбирается в отличиях между собой вещей, чем в том, чем же он сам выделяется на фоне остальных.

«Миллионы людей занимаются поисками своей идентичности или какого-то магического средства, которое помогло бы им вновь обрести свою личность, мгновенно дало бы ощущение близости или экстаза», — так когда-то написал философ Тоффлер. Можно сказать, что сегодня волшебной палочкой стала виртуальная реальность?

Конечно, есть даже специально введенный термин «экономика лайков». В 1999 году я была на стажировке в Гарварде и помню, как тогда начала распространяться электронная почта. Я сидела в библиотеке и вместо того, чтобы готовить доклад, каждый час спускалась на первый этаж (где стояли библиотечные компьютеры) и проверяла почту — вела переписку с очень уважаемым мною философом. Я ловила себя на том, что мне надо было почти каждый час проверять, не пришло ли новое письмо. Без сигналов с «той стороны» тебя как бы и нет, осознала я. Эта зависимость от подтверждения нашего существования другими чертовски интересный и в то же время сложный феномен для анализа. С одной стороны, мы знаем об алгоритмах – механизмах, которые показывают нам в социальных сетях преимущественно тех, кого мы «лайкаем». Мы осознаем, что существует отдельная экономика, которая вращается вокруг наших сердечек в инстаграме. Но с другой стороны, социальные сети и «софт», позволяющий общаться на расстоянии – замечательные изобретения. Чтобы бы мы все делали во время пандемии без виртуальной реальности?  

Тоффлер пишет об ощущении об «ощущении близости и экстаза». Но дело в том, что в большинстве своих взаимодействий с другими человек представлен только частично. Сейчас я интервьюируемая, а вы интервьюер. Мы скоро закончим разговор и пойдем играть другие социальные роли, но и дальше мы будем заниматься, главным образом, только частичным самовыражением. В нас всегда остается что-то, что представлено не полностью во всех исполняемых социальных ролях. И есть лишь один вариант испытать экстаз — это когда кто-то принимает тебя целиком и полностью. Когда другой человек относится к тебе не как к исполнителю социальных ролей. Я, конечно, говорю о привязанности, дружбе и любви. Есть драгоценные мгновения, когда мы способны открыться друг другу и принять все несовершенства в друге или партнере. Потому мы и успешно общаемся на расстоянии, что у нас есть опыт настоящей близости. Лучше подтверждения того, что он существует, человеку сегодня не найти.